RUSENG

Среда. Текст и контекст. 2004

Среда. Текст и контекст. 2004
Всё началось в 1995 году, когда я вселился в небольшую мастерскую в глубине старого петербургского района с историческим названием Коломна. Питерские творческие мастерские по большей части расположены в непригодных для жилья подвалах и мансардах. Вот и эта моя мансарда забралась на крышу ничем не примечательного четырехэтажного жилого дома так называемой «рядовой застройки». Едва обжившись, я объявил среду каждой недели днем «открытых дверей». С этого времени непременными гостями мансарды стали фотографы и живописцы, поэты и писатели, артисты и музыканты, искусствоведы и журналисты, студенты и … словом, как выражается один мой знакомец-коммерсант, – «всякая творческая сволочь». Сюда же залетают в жажде неформального общения с аборигенами-фотографами вояжеры из разных городов и весей планеты. Здесь, за стаканом иногда – чая, иногда – пива, иногда – водки (иногда всего этого слишком много) идет обмен мнениями и идеями, обсуждение выставок и концертов, просмотр фотографий, книг, картин… Здесь, в «хороводе муз» происходит «перекрестное опыление», зарождая новые творческие идеи. И, конечно же, я делал здесь портреты практически всех моих гостей.

Среда. Текст и контекст.
Испокон веков у работающего в ателье фотографа всего-навсего три базовых инструмента: фотоаппарат, свет и стена. Это необходимо и достаточно для создания студийного портрета. Всё остальное – разнообразные объективы, рисованные задники, ковер на полу, мебель и прочие аксессуары – в зависимости от поставленной задачи. В 19 веке странствующие фотографы обходились лишь основными элементами. При этом, пытаясь придать снимку традиционный вид, они чем-либо занавешивали всякие случайные стены. Однако, не у каждого из них были специальные портретные объективы. Именно поэтому сегодня, когда мы печатаем снимки со старых стёкол целиком, не кадрируя их, перед нами открывается диковинная картина. На репринтных фотографиях, помимо текста – снятого на фоне занавески персонажа, появляется контекст – то пространство за рамками импровизированного задника, где разыгрывалась мизансцена. Иногда в нём оказываются и свидетели спектакля.
На протяжении многих лет я снимал в своей мансарде портреты. Специально нарисованная стена и свет из окна оставались константами. Во многом при съемке моя работа сводилась к простым действиям: к руководству моделью в поиске ракурса и руководству затвором, отсекающим нужное мгновенье. Постепенно назрел кризис. От избранной аскезы глаз «замылился» – я уже не находил новых пластических идей и решений в до боли знакомом пространстве. К тому же, мастерская заполнилась различными отработанными в снимках предметами. Фотографировать стало тесно и скучно. Надо было что-то делать. И тогда (с января 2004 года) по средам я начал снимать серию «Среда. Текст и контекст».
Замысел заключался в том, что текстом должен был стать человек, посетитель сред, а контекстом – интерьер мастерской. В студии были стилизованы аксессуары традиционного фотоателье: повешен на стену т.н. «задник», постелен на пол куцый ковёр, поставлен заливающий свет. Но затея была и в том, что это импровизированное ателье занимало лишь фрагмент интерьера, в кадр же я включал его значительную долю. Другая хитрость – я не вмешивался в позу персонажа, – как сел, так и сел. Как встал, так я и снял. Да и свет, как это принято при съемке портрета, не ставил.
Был в проекте и ещё один слой, расширяющий контекст за стены ателье – параллельно я снимал Петербург. Не парадный его портрет с дворцами и памятниками архитектуры, а ту маргинальную среду, в которой мы ежедневно пребываем. Рядовые улицы с рядовой застройкой. И старался снимать их, не выгадывая выигрышного состояния атмосферы. То есть не стесняясь временем дня и погодой. Ведь друзья, направляясь ко мне в Коломну, зимой – месили ногами снежную слякоть, или перетерпливали мороз. Летом – зной и вскрытые покрытия ремонтируемых мостовых. Осенью и весной мокли под дождём и преодолевали ветер. (К сожалению, за неимением места, этот блок фотографий остался за рамками нынешней экспозиции.)
Съемка продолжалась на протяжении десяти месяцев. Как обычно, если не следуешь догме, а всматриваешься в фактические результаты, замечаешь, что фотографии аккумулировали в себе много больше информации и смыслов, чем предполагал замысел. Тут и память о друзьях и событиях, тут же запечатлелся, теперь уже частью раздаренный, предметный мир мастерской. И много всего другого, что восприимчивый зритель, надеюсь, углядит в представленных снимках. А уж такие раскованные портреты, что получались в непринуждённой атмосфере «намоленной» студии, в других обстоятельствах и предугадать было бы сложно.
А. Китаев